Добро пожаловать!

Добро пожаловать,  Пушистый_ёж!
Распологайся поудобнее...



Традиционный вопрос: Какими ветрами?

@темы: Приветствие...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Спокойной ночи...

Сладких снов...



Колыбельная...


Прослушать или скачать Колыбельная бесплатно на Простоплеер

@темы: Картинки, Музыка

---

Добро пожаловать!

Добро пожаловать,  Tyrus!



Какими судьбами?

@темы: Приветствие...

---

...

Только-что вернулись с Доллскара.



Приехали довольные, но жутко уставшие.
Поэтому все фотографии и отчеты потом...

@темы: Встречи, БЖД, BJD

---

С добрым утром!

Бодрое утро!



Москвичи!!! Быстренько просыпаемся, собираемся и бегом на Доллскар!
(Я так хочу со всеми вами увидется! )

@темы: Встречи, Красота, Праздники

---

Mente et malleo!

Mente et malleo*

Комар прозвенел и замолк, как будто его выключили. Потом включили опять.
– Зараза! – сказал дядя Вася и унырнул в одеяло с головой – внутри было влажно и тревожно.
Через пять безвоздушных минут наедине с собой дядя Вася вынырнул в серенькую однокомнатную ночь. Внизу проехала машина, за стеной шевельнулись соседи, комар звенел под потолком, одиноко и угрожающе, как маленький голодный бомбардировщик.
– Кровопивец! – сказал дядя Вася. – Завтра точно изведу.

Комар был личным проклятием дядя Васи. И если бы дядя Вася оперировал такими сложными понятиями как «рай» и «ад», то его ад выглядел бы именно так – ночь, лысина, комар, зелёнка. В раю комаров бы не было.

Читать дальше...

Комар всегда впивался в дядивасину лысину исступленно и яростно, и успевал, зудя, скрыться, а дядя Вася вскакивал, снова и снова застигнутый врасплох – он спал, – и спешил в ванную мазать опасный укус препаратом «бриллиантовый зеленый», в названии которого ощущал некоторую избыточность, но в чем тут дело – объяснить себе не мог.
Дядя Вася перепробовал много средств борьбы с комаром. Он последовательно покрывал лысину уксусом, скипидаром, бальзамом «Звездочка», одеколоном «Москва», бензином и мазью «Лыжная». Комар равнодушно кусал дядю Васю сквозь все смеси.

Дядя Вася пробовал жечь залежи газеты «Правда», чтобы едким дымом убить комара, но чуткие соседи вызвали пожарную бригаду, которая вскрыла дверь и выматерила дядю Васю с ног до головы. Дядя Вася пробовал спать и в резиновой шапочке, и в кепке, но лысина задыхалась, а сны приходили такие тяжелые, что утром дядя Вася то булькал, то картавил.

Отчаявшись, дядя Вася решил отравить комара собой и выпил литр кизлярского коньяка под копченую мойву. Утром похмелье ударило обоих – дядя Вася, весь в спазмах, вспоминал мойвины нефтяные глазки, комар отлеживался где-то на шкафу.

Дядя Вася опустился до того, что опросил из-под-подъездных бабушек, приклеенных к скамейке вместе с пальто, платочками и одним на всех пекинесом, безуспешно агонизирующим уже шестой год. Те, посовещавшись в варежки, конфузливо предложили купить антимоскитную лампу, которая к тому же способствовала росту волос, денег и «ну вы сами знаете чего». Дядя Вася обругал бабушек блудливыми козами и ушел в магазин за пивом.

Дядя Вася пробовал поговорить с комаром по душам. Комар был безответен.
Оставалось крайнее средство – китайская спираль, про которую дядя Вася прочитал в рекламном объявлении. Вообще-то китайцев дядя Вася не любил – они были мелкие, желтые и ели тухлые яйца. Но в смысле изведения насекомых имели некоторый опыт.
В воскресенье дядя Вася собрал себя, одел, вскормил гречневой кашей, язвительно распрощался с комаром – комар не менее язвительно промолчал, – и поехал на ВДНХ, где на тайных задворках жил маленький китайский рынок.

Утомившись бесполезными блужданиями – китайцев нигде не встречалось, зато таджики насуплено подметали лужи, – дядя Вася присел отдохнуть. На скамейке сидели еще двое, один бородатый, другой в очках, и у них с собой было. «Бужуле», – растроганно подумал дядя Вася, опознав этикетку, и нечаянно сглотнул.
– Присоединяйтесь, – предложил бородатый.
И дядя Вася присоединился.
– Ну, – разлив по стаканчикам, сказал бородатый, – «mente et malleo». Поехали!
– Английский, – уважительно откликнулся дядя Вася, подышав ртом, – не владею.
– Это латынь, батя, – пояснил в очках. – Означает – «умом и молотком».
– Чего – умом и молотком? – уточнил дядя Вася.
– Да чего угодно. – Бородатый снова налил. – Ну, давайте за день геолога! Праздник у нас сегодня.
– А, понял! – воодушевился дядя Вася. – Так вы это самое... «А я еду, а я еду за туманом».
– Типа того, – переглянувшись, ответили бородатый и в очках. – Пей, батя.

Дядя Вася на мгновение вспомнил про комара, неотвратимо ждавшего его дома, но тут подошли еще трое со своим, гитарой и какими-то камнями. Камни передавали из рук в руки, дяде Васе тоже дали подержать, бородатый один камушек облизал. «Закуски нет», – сочувственно подумал дядя Вася.

Потом еще было много интересного. Пили за какую-то геологиню Надю, которая не дала возродиться феодализму весьма интимным способом – дядя Вася покраснел, – за эрратические валуны – дядя Вася покраснел, – за золотые жилы. Пели про «вспомни Клондайк, крошка», ругали начальника партии и бича Вову, укравшего динамит, опять смотрели камни.
– Ты лизни его, лизни, – убеждал дядю Васю бородатый, напоенный бужуле по самую бороду. – Это, батя, главное правило геолога: пришел, увидел, облизал, понял? Чтобы, блин, структуру определить.
И дядя Вася послушно водил шершавым языком по шершавому камню. От этого вспоминалось почему-то море, соленая галька, обжигающая пятки, вожатая Люся в розовом, как пионерская зорька, бюстгальтере, и маленький Вася в сатиновых трусах, еще без лысины и комара... Где-то над печенью тоскливо кольнуло.
– Ты что, батя, – забеспокоился в очках. – Что случилось?
– Комар у меня, – пожаловался дядя Вася. – Зараза. Каждую ночь!
– Да забей! – утешил бородатый. – Mente et malleo! Прорвемся!

В комнате было темно и пахло как подмышкой у спящего голубя. В небе пролетел самолет, за стеной шевельнулись соседи. Комар прозвенел и замолк, как будто его выключили. Дядя Вася лежал в струночку, не дыша. Комар включился снова прямо на лысине. Дядя Вася достал молоток.

__________
* Mente et malleo (лат.) – «умом и молотком», девиз геологов.

© Юка Лещенко. (2009)

@темы: Не моё..., Авторское, Юка Лещенко, Литература

---

Новые старости (Старые новости)...

Давненько я ничего не писал про своих детёнышей. То настроение было не то, то времени нехватало. Пора восполнить этот пробел (тем более, что у них есть чем похвастаться)...

Лилька у меня, ребёнок-ребёнком, да к тому же девочка (существо нежное, романтичное и ранимое). А у каждой девочки должна быть любимая кукла. Мы пока находимся в состояние активного поиска, но чтоб ребенку не было так грустно, на медни, я подарил ей плюшевого лосика (который так удачно попался мне на глаза, когда косплеил брелок для ключей, в витрине киоска "союзпечати"). Теперь она над ним 24 часа в сутки каваится...



Пашка, пацан серьёзный и хозяйственный, мечтает о мебели для своей комнаты (которую мы пока по финансам не тянем) и посуде для праздничного стола (тарелки, кружки, ложки, вилки и т.п.). Чайный сервиз у нас уже есть, а вот с другой посудой и аксессуарами - полный ноль. И не продается нигде (кроме е-бэя, с которого заказывать ах... да ещё доставка почтой россии... Как же я завидую немцам!!! ) Вобщем, всё сложно... Поэтому, когда сидит он со мной на кухне, смотрит как папа пьет "Кока-колу" из нормального стакана, закусывает вкусняшкой, красиво разложенной на белой тарелке, сидит себе тихонечько... и завидует.
Мне тут в последний раз его прям так жалко стало, что я пошел и купил литровую бутылку "Кока-колы", специально для него (за 350 рублей!!! Не хрена ж у нас цены задирают!!!)...



А сегодня, уйдя пораньше с работы, я зашел в магазин "Правильные игрушки" на Тульской, и купил детям много-много сладких и вкусных шоколадок!!!



Вот так и живём...

@темы: Пашка, Хотелки, Лилька, Семейный альбом., Покупки

---

Спокойной ночи...

Спокойной ночи. Приятных сновидений...



Колыбельная... (слушать обязательно!!!)


Скачать бесплатно Дж. Гершвин (без слов) - Колыбельная в исполнении сакса на Muzebra.com.

@темы: Красота, Картинки, Музыка

---

Но я верю..

15.03.2013 в 16:57

Пишет [J]Дарэл Даханавар[/J]:

у нас проблема, Хьюстон.
только давай без лжи во спасение,
иначе сразу отбой.
"всё будет хорошо!" - самое хреновое утешение,
гораздо лучше "я не знаю, что будет дальше, но проживу это вместе с тобой"
.

Хьюстон,
Хьюстон, у нас проблема.
мы взрослеем, грубеем, с головою уходим в быт.
и это давно доказанная теорема:
ничего нет больнее пропасти между тем, кто ты есть, и кем хочешь быть
.

мы взрослеем, Хьюстон.
реже чувствуя, реже плача.
чаще оставляем всё на автопилоты.
мне страшно, Хьюстон, ты лишь представь, что
лет через двадцать кто-то устроит разбор мной невыполненных полётов
.

у нас проблема, Хьюстон.
мы уходим в сериалы, книги, запираем двери,
и для этих сюжетов реальность - фон.
но нужно прорваться, несмотря на то, что в тебя не верят,
ведь песня остаётся песней, даже если её записали на диктофон
.

Хьюстон,
Хьюстон, у нас проблема.
в новом мире нет места для сказок и бабочек в животе.
ждать счастья, не ждать, вот в чём дилемма,
но тот, кто однажды увидел солнце, сможет выжить и в темноте
.

у нас проблема, Хьюстон,
у нас проблема. который год.
у нас проблема: мне дико пусто.
но я верю, Хьюстон, что всё пройдёт

ОМ

Автор стихов: Ок Мельникова
http://www.stihi.ru/2013/02/03/8079

@темы: Не моё..., Красота, Авторское, Литература

---

Наука тишины...

Наука тишины

У мальчика чесалось за ушами от нежности, хотя мама говорила, что их просто надо чаще мыть – да, да, вот этой самой водой, и намыливать. Мама всегда знала, как правильно.

У мальчика была шумная жизнь – он тарахтел и жужжал, кричал «Йо-хо-хо!» и «Руки вверх!», и «Сдавайся, подлый предатель!», а когда он был пикирующим бомбардировщиком, слюдяные висюльки на люстре звенели, и мама зажимала пальцами виски – там у нее жила какая-то мигрень, которую нельзя было беспокоить. Мама говорила – "Тише, ну тише". И огромную вечность было тихо – целых шесть минут, а потом – «тыдым-тыдым-тыдым» – мальчику приходилось отстреливаться от вислоухого монстра, подкравшегося из-за двери на ядовитых липучих ножках.– «Ради Бога, тише!» – опять говорила мама.
Кто такая «Радибога»? - думал мальчик, - Вдруг она опасная.

В саду, куда мальчика мама отводила каждое утро – нельзя было прыгать в лужи и на хвосты голубей – хотя это были вовсе не голуби, а другое, – ковырять в носу и рыдать от невозможного горя колючей помпонистой шапки, – в саду у всех больших тоже, наверное, была мигрень. Они морщились и кричали – «Тихо, тихо, ну-ка тишина!» и шлёпали в тарелки овсянку – она делала такой плюх и так шевелила мокрой спиной, что мальчик сразу понимал – она живая, а живое мальчик не ел.

Звуки накапливались в животе мальчика – одна девочка в тихий час послушала тёплым ухом и сказала – «Ого!» их было так много, что мальчику иногда казалось – он просто лопнет, и вот это будет такой бабах, что в тихом океане все киты подскочат до неба.
А дома мама снова закрывала глаза, закрывала уши и говорила – «Я тебя последний раз прошу, посиди тихо!» тише, повторял себе мальчик, тише, и отступал в комнату, уводя армию на цыпочках, но какая-нибудь пушка всё равно плевалась напоследок – «бу-бум!» – и мальчик замирал на одной ноге, как цапля в сползшем носке.

Потом он, знаешь, вырос конечно, женился даже. Я его встретила недавно, за неделю перед «этим», он меня узнал, отвёл в сторону и говорит – «Хочешь снова послушать?» но неудобно же посреди улицы лезть своим ухом к животу чужого человека. Я сказала – «Не надо». Ну и всё. А потом – «это». Я в газете прочитала – «Таинственное исчезновение из служебного кабинета», ещё в новостях показали – секретарша рыдает, ФСБ какое-то стоит с каменными лицами, скорая воет. Так и не нашли...

Мальчик подтянул носок, поправил галстук и выключил телефон. Вокруг было пёстренько от людей и сквозь него уже три раза прошли, и разворошили бумаги на столе, и пахло валокордином. Но мальчика это уже не касалось. Он наконец научился сидеть тихо...

© Юка Лещенко. (2009)

@темы: Не моё..., Красота, Авторское, Юка Лещенко, Литература

---

Спокойной ночи...

Колыбельная...


Прослушать или скачать Мельница Двери Тамерлана бесплатно на Простоплеер

@темы: Красота

---

...

Вот так вот, приходишь с работы домой, а там...

@темы: Картинки, Типа йумор...

---

Ту ту-ру-ру, ту ту-ру-ру, ту ту-ру-ру ту-ру-ру ту-ту!!!

Сегодня весь день, не понято с чего, ностальгирую по своему пионерскому детству. Линейки, слеты, сбор макулатуры, «Весёлые старты», «Зарница», борьба за звание лучшего пионерского звена (чтоб все учились без троек).

А поездка в Пионерский Лагерь (пусть и самый «заштатный») – это же целое событие (особенно если на все три смены, а кто оставался на пересменки в лагере, те вообще считались везунчиками – им все завидовали). Только представьте: футбол, баскетбол, пионербол, отряд на отряд (и всем «Почётная грамота» на красивом бланке с золотым тиснением – даже тем, кто никакого места не занял, а просто участвовал, - и все так ими гордились!). А «Комический футбол» и «День Нептуна» - это вообще отдельная тема!
И еще кружки: ИЗО, фото, чеканка, выжигание, лепка, мягкой игрушки, авиамодельный, танцевальный и хор.
А по вечерам, через день, или кино в столовой, наспех переоборудованной в кинозал, под треск 16-ти миллиметрового кинопроектора, или дискотека. И если дискотека, то отбой на час позже.

А Тимуровцы? Да это вобще…

...ПРОСТО "ПЕСНЯ"!!!

@темы: Картинки, Не ту страну назвали Гондурасом...

---

Спокойной ночи...

Спокойной ночи, приятных сновидений...



А вот вам и колыбельная на ночь...


Скачать бесплатно Пелагея - Нюркина песня(автор Янка Дягилева) на Muzebra.com.

@темы: Картинки, Музыка

---

...

09.06.2013 в 00:49

Пишет  -Mell-:

Просто потому что..

Май 1944. Фото Евгения Халдея.

и еще

Детский сад, Севастополь, первые годы после войны.


Май 1944.

@темы: Не моё..., Красота, Картинки

---

Немного классики...

Верую!

По воскресеньям наваливалась особенная тоска. Какая-то нутряная, едкая… Максим физически чувствовал ее, гадину: как если бы неопрятная, не совсем здоровая баба, бессовестная, с тяжелым запахом изо рта, обшаривала его всего руками – ласкала и тянулась поцеловать.
– Опять!.. Навалилась.
– О!.. Господи… Пузырь: туда же, куда и люди,– тоска,– издевалась жена Максима, Люда, неласковая, рабочая женщина: она не знала, что такое тоска.С чего тоска-то?
Максим Яриков смотрел на жену черными, с горячим блеском глазами… Стискивал зубы.
– Давай матерись, Полайся – она, глядишь, пройдет, тоска-то. Ты лаяться-то мастер.
Максим иногда пересиливал себя – не ругался. Хотел, чтоб его поняли.
– Не поймешь ведь.
– Почему же я не пойму? Объясни, пойму.
– Вот у тебя все есть – руки, ноги… и другие органы. Какого размера – это другой вопрос, но все, так сказать, на месте. Заболела нога – ты чувствуешь, захотела есть – налаживаешь обед… Так?
– Ну.
Максим легко снимался с места (он был сорокалетний легкий мужик, злой и порывистый, никак не мог измотать себя на работе, хоть работал много), ходил по горнице, и глаза его свирепо блестели.
– Но у человека есть также – душа! Вот она, здесь,– болит! – Максим показывал на грудь.– Я же не выдумываю! Я элементарно чувствую – болит.
– Больше нигде не болит?
– Слушай! – взвизгивал Максим.– Раз хочешь понять, слушай! Если сама чурбаком уродилась, то постарайся хоть понять, что бывают люди с душой. Я же не прошу у тебя трешку на водку, я же хочу… Дура! – вовсе срывался Максим, потому что вдруг ясно понимал: никогда он не объяснит, что с ним происходит, никогда жена Люда не поймет его. Никогда! Распори он ножом свою грудь, вынь и покажи в ладонях душу, она скажет – требуха. Да и сам он не верил в такую-то – в кусок мяса– Стало быть, все это – пустые слова. Чего и злить себя? – Спроси меня напоследок: кого я ненавижу больше всего на свете? Я отвечу: людей, у которых души нету. Или она поганая. С вами говорить – все равно, что об стенку головой биться.
– Ой, трепло!
– Сгинь с глаз!
– А тогда почему же ты такой злой, если у тебя душа есть?
– А что, по-твоему, душа-то – пряник, что ли? Вот она как раз и не понимает, для чего я ее таскаю, душа-то, и болит, А я злюсь поэтому. Нервничаю.
– Ну и нервничай, черт с тобой! Люди дождутся воскресенья-то да отдыхают культурно… В кино ходют. А этот – нервничает, видите ли. Пузырь.
Максим останавливался у окна, подолгу стоял неподвижно, смотрел на улицу. Зима. Мороз. Село коптит в стылое ясное небо серым дымом – люди согреваются. Пройдет бабка с ведрами на коромысле, даже за двойными рамами слышно, как скрипит под ее валенками тугой, крепкий снег. Собака залает сдуру и замолкнет – мороз. Люди-по домам, в тепле. Разговаривают, обед налаживают, обсуждают ближних… Есть – выпивают, но и там веселого мало.

Читать дальше...

Максим, когда тоскует, не философствует, никого мысленно ни о чем не просит, чувствует боль и злобу. И злость эту свою он ни к кому не обращает, не хочется никому по морде дать и не хочется удавиться. Ничего не хочется – вот где сволочь – маята! И пластом, недвижно лежать – тоже не хочется. И водку пить не хочется – не хочется быть посмешищем, противно. Случалось, выпивал… Пьяный начинал вдруг каяться в таких мерзких грехах, от которых и людям и себе потом становилось нехорошо. Один раз спьяну бился в милиции головой об стенку, на которой наклеены были всякие плакаты, ревел – оказывается: он и какой-то еще мужик, они вдвоем изобрели мощный двигатель величиной со спичечную коробку и чертежи передали американцам. Максим сознавал, что это – гнусное предательство, что он – «научный Власов», просил вести его под конвоем в Магадан. Причем он хотел идти туда непременно босиком.
– Зачем же чертежи-то передал? – допытывался старшина. – И кому!!!
Этого Максим не знал, знал только, что это – «хуже Власова». И горько плакал.
В одно такое мучительное воскресенье Максим стоял у окна и смотрел на дорогу. Опять было ясно и морозно, и дымились трубы.
«Ну и что? – сердито думал Максим. – Так же было сто лет назад. Что нового-то? И всегда так будет. Вон парнишка идет, Ваньки Малофеева сын… А я помню самого Ваньку, когда он вот такой же ходил, и сам я такой был. Потом у этих – свои такие же будут. А у тех – свои… И все? А зачем?»
Совсем тошно стало Максиму… Он вспомнил, что к Илье Лапшину приехал в гости родственник жены, а родственник тот – поп. Самый натуральный поп – с волосьями. У попа что-то такое было с легкими – болел. Приехал лечиться. А лечился он барсучьим салом, барсуков ему добывал Илья. У попа было много денег, они с Ильей часто пили спирт. Поп пил только спирт.
Максим пошел к Лапшиным.

Илюха с попом сидели как раз за столом, попивали спирт и беседовали. Илюха был уже на развезях – клевал носом и бубнил, что в то воскресенье, не в это, а в то воскресенье он принесет сразу двенадцать барсуков.
– Мне столько не надо. Мне надо три хороших – жирных.
– Я принесу двенадцать, а ты уж выбирай сам – каких. Мое дело принести. А ты уж выбирай сам, каких получше. Главное, чтоб ты оздоровел… а я их тебе приволоку двенадцать штук…
Попу было скучно с Илюхой, и он обрадовался, когда пришел Максим.
– Что? – спросил он.
– Душа болит,– сказал Максим.– Я пришел узнать: у верующих душа болит или нет?
– Спирту хочешь?
– Ты только не подумай, что я пришел специально выпить. Я могу, конечно, выпить, но я не для того пришел. Мне интересно знать: болит у тебя когда-нибудь душа или нет?
Поп налил в стаканы спирт, придвинул Максиму один стакан и графин с водой:
– Разбавляй по вкусу.

Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него что-то там с легкими. И глаза у попа – ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому – не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный – не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие – живые, трепетные нити – распутывать. Однако – Максим сразу это почувствовал – с попом очень интересно.
– Душа болит?
– Болит.
– Так.– Поп выпил и промакнул губы крахмальной скатертью, уголочком.Начнем подъезжать издалека. Слушай внимательно, не перебивай.– Поп откинулся на спинку стула, погладил бороду и с удовольствием заговорил:
– Как только появился род человеческий, так появилось зло. Как появилось зло, так появилось желание бороться с ним, со злом то есть. Появилось добро. Значит, добро появилось только тогда, когда появилось зло. Другими словами, есть зло – есть добро, нет зла – нет добра, Понимаешь меня?
– Ну, ну.
– Не понужай, ибо не запрег еще.– Поп, видно, обожал порассуждать вот так вот – странно, далеко и безответственно.– Что такое Христос? Это воплощенное добро, призванное уничтожить зло на земле. Две тыщи лет он присутствует среди людей как идея – борется со злом.
Илюха заснул за столом.
– Две тыщи лет именем Христа уничтожается на земле зло, но конца этой войне не предвидится. Не кури, пожалуйста. Или отойди вон к отдушине и смоли.
Максим погасил о подошву цигарку и с интересом продолжал слушать.
– Чего с легкими-то? – поинтересовался для вежливости.
– Болят,– кратко и неохотно пояснил поп.
– Барсучатина-то помогает?
– Помогает. Идем дальше, сын мой занюханный…
– Ты что? – удивился Максим.
– Я просил не перебивать меня.
– Я насчет легких спросил…
– Ты спросил: отчего болит душа? Я доходчиво рисую тебе картину мироздания, чтобы душа твоя обрела покой. Внимательно слушай и постигай. Итак, идея Христа возникла из желания победить зло. Иначе – зачем? Представь себе: победило добро. Победил Христос… Но тогда – зачем он нужен? Надобность в нем отпадает. Значит, это не есть нечто вечное, непреходящее, а есть временное средство, как диктатура пролетариата. Я же хочу верить в вечность, в вечную огромную силу и в вечный порядок, который будет.
– В коммунизм, что ли?
– Что коммунизм?
– В коммунизм веришь?
– Мне не положено. Опять перебиваешь!
– Все. Больше не буду. Только ты это… понятней маленько говори. И не торопись.
– Я говорю ясно: хочу верить в вечное добро, в вечную справедливость, в вечную Высшую силу, которая все это затеяла на земле, Я хочу познать эту силу и хочу надеяться, что сила эта – победит. Иначе – для чего все? А? Где такая сила? – Поп вопросительно посмотрел на Максима.– Есть она?
Максим пожал плечами:
– Не знаю.
– Я тоже не знаю.
– Вот те раз!..
– Вот те два. Я такой силы не знаю. Возможно, что мне, человеку, не дано и знать ее, и познать, и до конца осмыслить. В таком случае я отказываюсь понимать свое пребывание здесь, на земле. Вот это как раз я и чувствую, и ты со своей больной душой пришел точно по адресу: у меня тоже болит душа. Только ты пришел за готовеньким ответом, а я сам пытаюсь дочерпаться до дна, но это – океан. И стаканами нам его не вычерпать. И когда мы глотаем вот эту гадость…– Поп выпил спирт, промакнул скатертью губы.– Когда мы пьем это, мы черпаем из океана в надежде достичь дна. Но – стаканами, стаканами, сын мой! Круг замкнулся – мы обречены.
– Ты прости меня… Можно я одно замечание сделаю?
– Валяй.
– Ты какой-то… интересный поп. Разве такие попы бывают?
– Я – человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Так сказал один знаменитый безбожник, сказал очень верно. Несколько самонадеянно, правда, ибо при жизни никто его за бога и не почитал.
– Значит, если я тебя правильно понял, бога нет?
– Я сказал – нет. Теперь я скажу – да, есть. Налей-ка мне, сын мой, спирту, разбавь стакан на двадцать пять процентов водой и дай мне. И себе тоже налей. Налей, сын мой простодушный, и да увидим дно! – Поп выпил.Теперь я скажу, что бог – есть. Имя ему – Жизнь. В этого бога я верую. Это – суровый, могучий Бог, Он предлагает добро и зло вместе – это, собственно, и есть рай. Чего мы решили, что добро должно победить зло? Зачем? Мне же интересно, например, понять, что ты пришел ко мне не истину выяснять, а спирт пить. И сидишь тут, напрягаешь глаза – делаешь вид, что тебе интересно слушать…
Максим пошевелился на стуле.
– Не менее интересно понять мне, что все-таки не спирт тебе нужен, а истина. И уж совсем интересно, наконец, установить: что же верно? Душа тебя привела сюда или спирт? Видишь, я работаю башкой, вместо того чтобы просто пожалеть тебя, сиротиночку мелкую. Поэтому, в соответствии с этим моим богом, я говорю: душа болит? Хорошо. Хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрена мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным. Живи, сын мой, плачь и приплясывай. Не бойся, что будешь языком сковородки лизать на том свете, потому что ты уже здесь, на этом свете, получишь сполна и рай и ад.– Поп говорил громко, лицо его пылало, он вспотел.– Ты пришел узнать: во что верить? Ты правильно догадался: у верующих душа не болит. Но во что верить? Верь в Жизнь. Чем все это кончится, не знаю. Куда все устремилось, тоже не знаю. Но мне крайне интересно бежать со всеми вместе, а если удастся, то и обогнать других… Зло? Ну – зло. Если мне кто-нибудь в этом великолепном соревновании сделает бяку в виде подножки, я поднимусь и дам в рыло. Никаких – «подставь правую». Дам в рыло, и баста.
– А если у него кулак здоровей?
– Значит, такая моя доля – за ним бежать.
– А куда бежать-то?
– На кудыкину гору. Какая тебе разница – куда? Все в одну сторону – добрые и злые.
– Что-то я не чувствую, чтобы я устремлялся куда-нибудь,– сказал Максим.
– Значит, слаб в коленках. Паралитик. Значит, доля такая – скулить на месте.
Максим стиснул зубы… Вьелся горячим злым взглядом в попа.
– За что же мне доля такая несчастная?
– Слаб. Слаб, как… вареный петух. Не вращай глазами.
– Попяра!.. А если я счас, например, тебе дам разок по лбу, то как?
Поп громко, густо – при больных-то легких! – расхохотался.
– Видишь! – показал он свою ручищу. – Надежная: произойдет естественный отбор.
– А я ружье принесу.
– А тебя расстреляют. Ты это знаешь, поэтому ружье не принесешь, ибо ты слаб.
– Ну – ножом пырну. Я могу.
– Получишь пять лет. У меня поболит с месяц и заживет. Ты будешь пять лет тянуть.
– Хорошо, тогда почему же у тебя у самого душа болит?
– Я болен, друг мой. Я пробежал только половину дистанции и захромал. Налей.
Максим налил.
– Ты самолетом летал? – спросил поп.
– Летал. Много раз.
– А я летел вот сюда первый раз. Грандиозно! Когда я садился в него, я думал: если этот летающий барак навернется, значит, так надо; Жалеть и трусить не буду. Прекрасно чувствовал себя всю дорогу! А когда он меня оторвал от земли и понес, я даже погладил по боку – молодец. В самолет верую. Вообще в жизни много справедливого. Вот жалеют: Есенин мало прожил. Ровно – с песню. Будь она, эта песня, длинней, она не была бы такой щемящей. Длинных песен не бывает.
– А у вас в церкви… как заведут…
– У нас не песня, у нас – стон. Нет, Есенин… Здесь прожито как раз с песню. Любишь Есенина?
– Люблю.
– Споем?
– Я не умею.
– Слегка поддерживай, только не мешай.
– И поп загудел про клен заледенелый, да так грустно и умно как-то загудел, что и правда защемило в груди. На словах «ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий» поп ударил кулаком в столешницу и заплакал и затряс гривой.
– Милый, милый!.. Любил крестьянина!.. Жалел! Милый!.. А я тебя люблю. Справедливо? Справедливо. Поздно? Поздно…
Максим чувствовал, что он тоже начинает любить попа.
– Отец! Отец… Слушай сюда!
– Не хочу! – плакал поп.
– Слушай сюда, колода!
– Не хочу! Ты слаб в коленках…
– Я таких, как ты, обставлю на первом же километре! Слаб в коленках… Тубик.
– Молись! – Поп встал.– Повторяй за мной…
– Пошел ты!..
Поп легко одной рукой поднял за шкирку Максима, поставил рядом с собой.
– Повторяй за мной: верую!
– Верую! – сказал Максим.
– Громче! Торжественно: ве-рую! Вместе: ве-ру-ю-у!
– Ве-ру-ю-у! – заблажили вместе. Дальше поп один привычной скороговоркой зачастил:
– В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию-у! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Вместе! За мной!..
Вместе заорали:
– Ве-ру-ю-у!
– Верую, что скоро все соберутся в большие вонючие города! Верую, что задохнутся там и побегут опять в чисто поле!.. Верую!
– Верую-у!
– В барсучье сало, в бычачий рог, в стоячую оглоблю-у! В плоть и мякость телесную-у!..
…Когда Илюха Лапшин продрал глаза, он увидел: громадина поп мощно кидал по горнице могучее тело свое, бросался с маху вприсядку и орал и нахлопывал себя по бокам и по груди:

Эх, верую, верую!
Ту-ды, ту-ды, ту-ды – раз!
Верую, верую!
М-па, м-па, м-па – два!
Верую, верую!..

А вокруг попа, подбоченясь, мелко работал Максим Яриков и бабьим голосом громко вторил:

У-тя, у-тя, у-тя-три!
Верую, верую!
Е-тя, етя – все четыре!

– За мной! – восклицал поп.

Верую! Верую!

Максим пристраивался в затылок попу, они, приплясывая, молча совершали круг по избе, потом поп опять бросался вприсядку, как в прорубь, распахивал руки… Половицы гнулись.

Эх, верую, верую!
Ты-на, ты-на, ты-на – пять!
Все оглобельки – на ять!
Верую! Верую!
А где шесть, там и шерсть!
Верую! Верую!

Оба, поп и Максим, плясали с такой с какой-то злостью, с таким остервенением, что не казалось и странным, что они пляшут. Тут или плясать, или уж рвать на груди рубаху и плакать и скрипеть зубами.
Илюха посмотрел-посмотрел на них и пристроился плясать тоже. Но он только время от времени тоненько кричал: «Их-ха! Их-ха!» Он не знал слов.
Рубаха на попе-на спине-взмокла, под рубахой могуче шевелились бугры мышц: он, видно, не знал раньше усталости вовсе, и болезнь не успела еще перекусить тугие его жилы. Их, наверно, не так легко перекусить: раньше он всех барсуков слопает. А надо будет, если ему посоветуют, попросит принести волка пожирнее – он так просто не уйдет.
– За мной! – опять велел поп.
И трое во главе с яростным, раскаленным попом пошли, приплясывая, кругом, кругом. Потом поп, как большой тяжелый зверь, опять прыгнул на середину круга, прогнул половицы… На столе задребезжали тарелки и стаканы.

Эх, верую! Верую!..

© Василий Шукшин (1971)

@темы: Не моё..., Василий Шукшин, Литература

---

Полночные чтения...

1/64

Алексей Михайлович жил очень хорошо, особенно летом на даче, где был кисель по утрам, гамак, лягушачий пруд, полуденный сладкий сон на пухлом животе подушки, от которого склеивались волоски на затылке и пахло во рту полынью. Прилетали нежные вечерние комары, целовали в плечи, луна всплывала из колодца и плеском будила кузнечиков. Приходил клетчатый сосед, расставлял фигуры, кхекал и двигал локтями – «левая, правая?» – и когда выглядывал из его гладкой ладони белый шлем маленького солдата, Алексей Михайлович победно подмигивал своему отражению в зеркале. Дыша то окрошкой, то мятой бродила вокруг жена Наталья Сергеевна, дети лежали, умытые и тихие, в кроватях, кошка пила молоко, и где-то за лугом гудела электричка.

Проводив понурого соседа, Алексей Михайлович еще немножко гулял, трогал пальцами воздух, тропинка завивалась, петляла, но всегда приводила обратно к двери, за которой опять была жена Наталья Сергеевна с вопросами в голове и словами на языке.
– Ну что ты маешься? – спрашивала она, взмахивая простынёй, как крылом, – что ты всё ходишь, мычишь что-то? Что у тебя – бес в ребро? На сторону потянуло? Так ты ж всё время под присмотром у меня.
Алексей Михайлович улыбался и шуршал газетами. В будильнике тренькали минуты, мотылёк метался над оранжевым абажуром, ночь проходила за домом, задевая влажным от росы подолом оконное, со звонкой трещинкой, стекло, а Наталья Сергеевна не унималась.
– А что ты молчишь? И глаза, как у спаниеля. Я помню эти глаза. Ты на меня этими глазами двадцать лет назад смотрел. А теперь на кого? Кто она, ну?

Читать дальше...

Наталья Сергеевна жужжала, жужжала, от неё чесалось в ушах и ныли зубы, но Алексей Михайлович только молчал и кивал лысиной, прятался в бумажную, словами простроченную норку, обкусывая мельком чёрствую горбушку новостных текстов. Под ложечкой, в этом детском месте, куда, помнил он, нажимали крепким кулаком больничные подростки, чтобы ты на коротенькую вечность потерял сознание и вернулся снова, жила у Алексея Михайловича тайная любовь, но никакая Наталья Сергеевна не смогла бы открыть эту дверцу – ни ржавым ключом, ни отмычкой, ни сварливым своим насекомым брюзжанием.

Потом подступил сентябрь, по ночам быстроногие гастарбайтеры красили листья в жёлтый и вывешивали туманы над прудом, где уже укладывались в зимний сон лягушки, и водомерки оставляли прощальные записи на рябой шкурке воды. Соседа первым унесло норд-вестом в город, шахматы заперли в коробке, Наталья Сергеевна, зудя, прятала летние вещи в сумки, дети ловили шерстяную кошку, и Алексей Михайлович, уже обёрнутый удушливым шарфом и скользкой болонью, в последний раз пытался уйти по тропинке в другое место, но был схвачен опять у двери мягкими НатальСергеевными руками.
– Опоздаем на электричку!
Возле калитки он остановился.
– А газ? Газ выключили?
– Побеги проверь, – закричала Наталья Сергеевна, – да быстрей ты, куркуль неповоротливый.
– Да-да, – ответил, разворачиваясь, Алексей Михайлович, – я буквально на секунду, дорогая.
Он разбил лужу торопливым башмаком, осколки серого неба звякнули, разлетаясь. Ступени спели до-ре-ми, бахнула дверь, за окном пробежал торопливый призрак мужниного плаща, и Наталья Сергеевна, цокая от нетерпения, посмотрела на часы.

– Идиот, – сказала она через пятнадцать минут.
Пасмурные дети ходили вокруг, поджимая зябкие ноги, вокруг же ходил и дождь, а потом ещё – трое человек милиционеров и служебная собака со скорбным выражением сморщенного замшевого носа. Ей говорили – «бери след!» – она аккуратно брала и несла в зубах до комнаты, где стоял перед большим, в траурной витиеватой раме зеркалом, низкий столик, а на нём – деревянно пахнущая гремучая коробка, лежал на боку опрокинутый стул, и шарф цеплялся за занозистую ножку.

– Что-то вы путаете, – говорили милиционеры, – куда он мог подеваться из дома? Вы под кроватями смотрели? А в шкафах?
Но под кроватями лежала только пыль, а в шкафах – только моль и ворох невкусных газет.
Наталья Сергеевна рыдала в углу, служебная собака сочувственно дышала ей в ухо, дети оживлённо спорили про НЛО и американских шпионов, кошка мыла лапу.
А чиволйахиМ йескелА, счастливо смотрел на них из зеркала и махал рукой. Он уже давно был влюблён в Белую Королеву и всю свою заамальгамную жизнь собирался посвятить только ей... И немножко – варенью на послезавтра.

© Юка Лещенко. (2008)

@темы: Не моё..., Юка Лещенко, Литература

---

Вчерашние посиделки в кафе...

Вчера после работы встречался в кафе с  Оранжевы Йослик,  Thomas Earl и  Luthigern. Приехал на встречу "никакой", безумно уставший и измотанный работой, а посему сидел весь вечер и портил окружающий пейзаж своей "кислой мордой".

Я наконец-то познакомился с Йосликом!!! Правда пообщаться не получилось, потому, что я в её присутствии почему-то робел и всякий раз вместо того, чтобы спросить что-нибудь умное, начинал нести какую-то "пургу"... Зато я вживую увидел Аби (какая же она малюсенькая на самом деле ) и Уолдена, при случайном взгляде на которого, у меня периодически перехватывало дыхание - настолько он живой.

Сбылась ещё одна мечта идиота - я потискал Кюллике! Он такой классный мальчишка, очень самостоятельный, рассудительный, и "уже почти взрослый" (и ручки у него красивые)... Теперь я понимаю, за что их так любят.

Можете побить меня тапками, но я поясню: На некоторых фотогафиях ЛАТС-овских "Борек", руки смотрятся просто ужасающе (может сфотографировано так, а может просто у меня косоглазие), но в реале они оказались такими милыми, пропорциональными Борикину коренастому телу, а пальчики - так просто кавай...

А ещё мне очень понравился "формат" встречи. Чувствовался какой-то домашний уют, как будто мы не в кафе сидим, а у кого-то на даче, собрались скоротать вечер у камина. Кто-то вышивает крестиком, кто-то в уголке каваится над кукелами, кто-то неспеша пьет ароматный кофий наслаждаясь неспешной беседой в уютной компании. Это было так не обычно и так... здорово!!!

Фотоаппарат я из рюкзака не доставал (а зря), поэтому фоток не будет...

(Зато будет картинка... )

Огромное спасибо Йослику за приглашение (просто, я так нагло на эту встречу напрашивался, даже самому неудобно... ) и всем-всем-всем, за то, что в течении трёх часов терпели мое присутствие.

@темы: Встречи

---

С добрым утром!

С добрым утром всех, кто уже встал с кровати...

@темы: Картинки