Полночные чтения...

[old-hren]

1/64

Алексей Михайлович жил очень хорошо, особенно летом на даче, где был кисель по утрам, гамак, лягушачий пруд, полуденный сладкий сон на пухлом животе подушки, от которого склеивались волоски на затылке и пахло во рту полынью. Прилетали нежные вечерние комары, целовали в плечи, луна всплывала из колодца и плеском будила кузнечиков. Приходил клетчатый сосед, расставлял фигуры, кхекал и двигал локтями – «левая, правая?» – и когда выглядывал из его гладкой ладони белый шлем маленького солдата, Алексей Михайлович победно подмигивал своему отражению в зеркале. Дыша то окрошкой, то мятой бродила вокруг жена Наталья Сергеевна, дети лежали, умытые и тихие, в кроватях, кошка пила молоко, и где-то за лугом гудела электричка.

Проводив понурого соседа, Алексей Михайлович еще немножко гулял, трогал пальцами воздух, тропинка завивалась, петляла, но всегда приводила обратно к двери, за которой опять была жена Наталья Сергеевна с вопросами в голове и словами на языке.
– Ну что ты маешься? – спрашивала она, взмахивая простынёй, как крылом, – что ты всё ходишь, мычишь что-то? Что у тебя – бес в ребро? На сторону потянуло? Так ты ж всё время под присмотром у меня.
Алексей Михайлович улыбался и шуршал газетами. В будильнике тренькали минуты, мотылёк метался над оранжевым абажуром, ночь проходила за домом, задевая влажным от росы подолом оконное, со звонкой трещинкой, стекло, а Наталья Сергеевна не унималась.
– А что ты молчишь? И глаза, как у спаниеля. Я помню эти глаза. Ты на меня этими глазами двадцать лет назад смотрел. А теперь на кого? Кто она, ну?

Читать дальше...

Наталья Сергеевна жужжала, жужжала, от неё чесалось в ушах и ныли зубы, но Алексей Михайлович только молчал и кивал лысиной, прятался в бумажную, словами простроченную норку, обкусывая мельком чёрствую горбушку новостных текстов. Под ложечкой, в этом детском месте, куда, помнил он, нажимали крепким кулаком больничные подростки, чтобы ты на коротенькую вечность потерял сознание и вернулся снова, жила у Алексея Михайловича тайная любовь, но никакая Наталья Сергеевна не смогла бы открыть эту дверцу – ни ржавым ключом, ни отмычкой, ни сварливым своим насекомым брюзжанием.

Потом подступил сентябрь, по ночам быстроногие гастарбайтеры красили листья в жёлтый и вывешивали туманы над прудом, где уже укладывались в зимний сон лягушки, и водомерки оставляли прощальные записи на рябой шкурке воды. Соседа первым унесло норд-вестом в город, шахматы заперли в коробке, Наталья Сергеевна, зудя, прятала летние вещи в сумки, дети ловили шерстяную кошку, и Алексей Михайлович, уже обёрнутый удушливым шарфом и скользкой болонью, в последний раз пытался уйти по тропинке в другое место, но был схвачен опять у двери мягкими НатальСергеевными руками.
– Опоздаем на электричку!
Возле калитки он остановился.
– А газ? Газ выключили?
– Побеги проверь, – закричала Наталья Сергеевна, – да быстрей ты, куркуль неповоротливый.
– Да-да, – ответил, разворачиваясь, Алексей Михайлович, – я буквально на секунду, дорогая.
Он разбил лужу торопливым башмаком, осколки серого неба звякнули, разлетаясь. Ступени спели до-ре-ми, бахнула дверь, за окном пробежал торопливый призрак мужниного плаща, и Наталья Сергеевна, цокая от нетерпения, посмотрела на часы.

– Идиот, – сказала она через пятнадцать минут.
Пасмурные дети ходили вокруг, поджимая зябкие ноги, вокруг же ходил и дождь, а потом ещё – трое человек милиционеров и служебная собака со скорбным выражением сморщенного замшевого носа. Ей говорили – «бери след!» – она аккуратно брала и несла в зубах до комнаты, где стоял перед большим, в траурной витиеватой раме зеркалом, низкий столик, а на нём – деревянно пахнущая гремучая коробка, лежал на боку опрокинутый стул, и шарф цеплялся за занозистую ножку.

– Что-то вы путаете, – говорили милиционеры, – куда он мог подеваться из дома? Вы под кроватями смотрели? А в шкафах?
Но под кроватями лежала только пыль, а в шкафах – только моль и ворох невкусных газет.
Наталья Сергеевна рыдала в углу, служебная собака сочувственно дышала ей в ухо, дети оживлённо спорили про НЛО и американских шпионов, кошка мыла лапу.
А чиволйахиМ йескелА, счастливо смотрел на них из зеркала и махал рукой. Он уже давно был влюблён в Белую Королеву и всю свою заамальгамную жизнь собирался посвятить только ей... И немножко – варенью на послезавтра.

© Юка Лещенко. (2008)

@темы: Не моё..., Юка Лещенко, Литература